Собака - это больше чем друг...
У меня был знакомый пёс - Аскат. Лайка. И его не стало. После написал для его хозяина вот это:
Он глубоко вздохнул. Выдыхать было легче, чем вдыхать. Вдох – это труд, усилие. А выдох – расслабление и покой. Мудрость предков подсказывала, что скоро он уйдет к ним. Его встретят добытые им козлы и косули, поднятые из нор барсуки, роскошные тетерева с антрацитовыми лирами хвостов и серые копылухи, взлетавшие бомбовозами из-под самого носа.
Его сильная личность не могла допустить, чтобы кто-то видел страдания и смерть. Он встретит ее достойно. Так же как прожил свою бурную жизнь. И не выставки с побрякиванием медалей, ахами судей и собачатников, и завистливыми взглядами других лаек, не пахучий сыр и нежнейшая колбаса многочисленных друзей и гостей встанут перед его последним взглядом и вздохом. Нет.
Рука Хозяина. Ласковая и нежная в молодости и тяжелеющая с годами. Суровая за провинности, но справедливая. Заботливо вытаскивающая очередного клеща и лечащая бесконечные шрамы. А как же!?
Он всю свою жизнь доказывал остальным псам, что его место под солнцем самое главное и никому не позволял занять его. И доказал. Доказал своей молодой порослью и не только в Черге, но и во многих других деревнях. А из каких только городов не привозили к нему невест… Их хозяева, да и они сами за счастье почитали его, Аскатово внимание.
Шея устала держать голову, шум в ушах не проходил. Еда.… Ну, еда. И что? Он сыт воспоминаниями. А усталость не только в шее. Усталость в душе накопилась и легла неподъемным бременем. Пора. Пора, пока есть силы переставлять ноги. И по деревне надо пройти, нет, не пройти, а пробежать рысью вожака, хотя бы до края леса. А там уже как бог даст, хоть ползком, на зубах, но уйти. Навсегда. Забиться в непролазную согру, припасть к холодной влажной земле и выдыхать, выдыхать.
Пора возвращать долги. Муравьи, мыши, коршуны, лисы – все успеют отщипнуть его немощного тела. Но, это будет после. Последний вздох под утро, в холодный туман. И он уйдет в страну вечной охоты, полную дичи и сладких сук. Душа его порхнет косачем из холодного тела, распрямит опять могучую грудь и гордо выгнет шею. Не будет усталости в ногах и пустоты в животе. Пропадет надоевший шум водопада в ушах и перестанет кружиться голова. И встречным кобелям будет достаточно вида его широко расставленных ног, чуть опущенной головы с нежной улыбкой на четыре передних клыка, от которых визжало и задыхалось столько героев.
Шуршание мышей в корнях деревьев не отвлекало его. Запах недавних следов козла не сбивал. Он брёл и оседал на влажный мох. Отдыхал немного, приказывал уже не телу, только мозгу – чудом вставал и, шатаясь, валился вперед. В темноте ночи, вдали, забрезжил неяркий свет костра. Он дойдёт. Он знал, что дойдёт. Надо дойти, оглядеться и ждать Хозяина. Он придёт, не бросит. И тогда можно будет положить ему голову на колени, заглянуть в глаза и понять. Понять всё.
Вот его место у костра. Только пламя совсем не греет. Лишь слепит усталые глаза. Надо их плотно закрыть и глубоко выдохнуть. Как хорошо и приятно опускаются тяжелые, словно каменные веки! Всё.
Пора.
