прадовод

ПОД ШУБОЙ На посиделках у ворот Герцен сказал страшную вещь. И люди ужаснулись. И люди начали негодовать. Конечно, если бы это сказал, допустим, Межбижер, на его подлые слова можно было бы не обращать внимания, более того, попросить мадам Берсон на него сесть. Чтоб уже не мучился от народного презрения. Хотя… Межбижер мучается только от геморроя. Так что пусть, пока, живет. Тем более, что это не он, а Герцен… - Герцен, я вас, конечно, уважаю, - высказался дядя Петя, - но вы не правы. - А с виду прыличный человек… - подхватила мадам Берсон. И удивилась: - И как это холера вас до сих пор не взяла? - Предатель родины! – мрачно уронил Сема Накойхер. Только-только начало вечереть. И погода шептала что-то благоприятное. И говорили о хорошем и добром. О еде, конечно. Тетя Бетя принесла с работы две почти честно заработанные селедки тихоокеанские по рубль пятьдесят четыре за кило. Дело в том, что тетя Бетя – заведующая рыбным отделом гастронома – воровала, конечно, но благородно. Так она считала. По десять-двадцать грамм с одного веса. Разве это много? К концу дня и выходил нахис. Повторюсь, сегодня это были две селедки. - Сделаю Марику, чтоб он провалился, наше национальное одесское блюдо! – объявила она. Ну, чтоб завидовали. - Форшмак? – подсказала тетя Аня. - Селедку под шубой! – припечатала ее, а заодно и всех остальных тетя Бетя. Народ задохнулся и замолк. Селедка под шубой была блюдом редкостным и заманчивым. Его делали в богатых домах и на серьезные праздники. А тут просто так, для какого-то дяди Марика, хоть он и муж, селедку под шубой… Народ даже посмотрел на тетю Бетю с уважением. Так бы она и ушла в ореоле зависти и славы, но тут встрял этот мишигине Герцен и объявил: - Селедка под шубой не Одесское блюдо! - Как это? – дружно – представляете – дружно! – вырвалось из дюжины глоток. - А так, - Герцен был невозмутим, - селедку под шубой придумали в Латвии. Там это национальная еда! О существовании какой-то там Латвии большинство жителей двора понятия не имели. Что еще больше обидело. Ха, обидело! В некоторых умах даже витал вопрос насчет суда Линча. Ну, который в Америке. - По-моему этот Линч был приличным человеком… - протянул Камасутренко. Предчувствуя плохое, участковый Гениталенко расстегнул служебную кобуру, но вовремя вспомнил, что там хранится заветный шкалик и суетливо застегнул ее обратно. Как ни странно, ситуацию разрядила мадам Берсон: - И форшмак тоже в этой, как ее Латкии? – вопросила она, на всякий случай засучивая рукава. - Нет, форшмак в Одессе! – успокоил ее и частично всех остальных Герцен. Но его все равно не простили. И он ушел, практически опозоренным. - Многие знания, многие печали… - вырвалось у тети Маруси, недавно купившей у спекулянта Библию. Но ее не услышали. Да, Герцен таки да сволич, но он вбросил информацию, с которой надо было что-то делать. А что? - Я все равно сделаю селедку под шубой! – звенящим, как монеты в копилке, голосом сказала тетя Бетя. – И это будет наша, одесская селедка под шубой! Плюньте мне в два глаза, если нет! Вот так рождаются герои, если не Советского Союза, то дворового фольклора точно! И тетя Бетя ушла, а лампочка от входа в уборную, совпав с ее головой, осеняла ее как нимб. - Святая женщина! – сказала тетя Сима. - Если угостит! – поставила условие мадам Берсон. Воскресное утро было свежим, как пиво для начальства у будочника Бори. Тетя Бетя встала с ощущением грядущей опасности и подвига. Первым делом она помыла свеклу, картошку, морковку и лук. Да-да, и лук, потому что от мытого лука не плачут. Потом поставила вариться картошку в мундирах, свеклу и морковку. Последнюю, четвертую конфорку заняли яйца, обязанные свариться вкрутую. Пришел черед лука, который тетя Бетя почистила и некрупно пошинковала. Настал черед селедки. Она была почищена, потом тетя Бетя тщательно отделила филе. Перебрав кусочки селедки, она обнаружила в них несколько косточек, которые немедленно удалила. Селедка была порезана на маленькие ломтики и, пока, отставлена. Закипевшие яйца были устроены под холодную воду, чтоб чистились удачно. Что и было проделано. Потом белки были отделены от желтков. Настал черед овощей. Они были извлечены из своих кастрюлек и поставлены отдыхать и остывать. После того, как картошка была очищена от шкурки, настал черед терки. На ней тетя Бетя натерла белки, желтки, картошку, морковку и свеклу. Можно было священнодействовать. На дно большого семейного блюда были уложены ломтики селедки и покрыты шинкованным луком. Сверху лег уверенный слой майонеза. Следом легла картошка, которой тоже не пожалели майонез. Потом морковка, майонез, белки, майонез и, наконец, свекла. Свеклу, покрытую майонезом, тетя Бетя осыпала тертыми желтками. И от щедрот своих, бросила на все это великолепие жменьку клюквы. А во дворе тосковал народ. Во главе с дядей Мариком, шедшим из уборной и взятым в заложники. Впрочем, он даже не успел испугаться, так как заметил горлышко Московской торчащее из кармана дяди Пети. Принесли столы, накрыли простыней. Поставили стаканы, тарелки с огурчиками, брынзой, помидорками, колбаской любительской, открыли банки с бычками… И Герцена привели. Дело было за малым. Вернее, за большим и главным. И распахнулась дверь, и вышла тетя Бетя, и несла она блюдо с заветной селедкой под шубой. И тогда налили. И выпили поспешно, чтоб закусить. А закуска-то удалась, ох, удалась! И встал дядя Петя со стаканом в руке. - В Латвии тоже живут люди! – справедливо сказал он. И выпил. - И хорошие люди! – сказал Камасутренко, облизываясь.

прислали сообщение - за слово "хохолик", скрыли мой пост, обиделись наверно...

+100!!!

на фото - строчки сморчки - более вытянутые, "елочкой" я почему-то считал наоборт... https://gribyogorod.info/smorchki-i-strochki-foto-otlichiya/ сижу - обзавидовался...

у меня вроде лежит такая на антресоли...

ДОРОЖЕ РУБИНОВ Никогда не думал, что свой новый рассказ начну словами почти из Корнея Чуковского: - Пошел Герцен на базар… А ведь правда, попал каким-то образом Герцен на Привоз. И что его туда понесло? А все просто оказалось. Он в зоопарке побывал. Не такое уж большое чудо наш зоопарк, а поди ж ты, привлек чем-то Герцена. Да ладно, речь не об этом. А о том, что обратно Герцен через Привоз пошел. Так ближе, да и интересней. А время-то какое было! Какое время! В Одессе как раз между цветениями акации и липы поспевает клубника. Целый ряд на Привозе клубничный. А аромат! Нет, это невозможно словами выразить. Нет таких слов. И не сочинят, наверное. Короче, слов нет, а аромат есть. Как в облако вошел в него Герцен, а выйти не может. Ну, нет таких путей, чтоб от клубники уйти. Беда… Посчитал Герцен наличность. Небогато… Всего рубль. Ну и копеек десять. На троллейбус. А рубль… Это, конечно, деньги. На пять буханок хлеба хватит. И… на триста грамм клубники. Так поди так мало и не продают. Или продают… Кто знает? Герцен точно не знал. И решил только спросить. Только спросить решил. И все. Только-только спросить. А у продавца – славный такой дядька! – товар заканчивался. Небольшая горка клубники осталась. На пару кило, не больше. Посмотрел селянин на Герцена, на его рубль, да и взял бумажный кулек – таким цыгане и еврей Лева торговали по пять копеек штука – а в кулек и ссыпал весь остаток клубники. И Герцену отдал. А рубль не взял. - Ешь отец! – и ушел, смутившись. А Герцен стоит. И слезы в глазах. Вот такие дела… И опять хочется слова великого поэта вымолвить: - Да, были люди в наше время… Да и дальше вместе с Герценом отправиться. Сесть в троллейбус № 4, купить билет и слушать, как люди говорят, аромат клубники уловив: - Старичок! Куда ему столько? Разве что на варенье… А Герцен тоже себе думает: - Ну, куда мне столько? А потом тоже думает: Может, и вправду варенье сварить? Вышел старик на Жуковского, кулек с клубникой несет бережно, а навстречу… Ну, вы догадались, мадам Берсон. - И шо это вы Герцен таскаете? И не соврешь, что картошку. Аромат же! - Клубнику, - не соврал Герцен, а дальше понес неописуемое, - эх, жаль, силы не те, не смог больше унести! - И шо, ви такой богатый? - Если бы, - кручинится Герцен, - клубнику-то даром раздают… - И где такое удовольствие? И кому? И с почему? – интересуется мадам. - Около «Темпа» - не скрывает Герцен, - работники совхоза имени Пуримбекова всем желающим раздают. Сказали, что коммунизм репетируют! - Шоб они были здоровы! – на ходу проорала мадам, спеша на раздачу. А Герцен, облегченно вздохнув, отправился домой. В мире есть больше тысячи рецептов клубничного варенья. Но у каждой хозяйки есть свой, один единственный, заветный рецепт, оставленный бабушкой. Наверное, был такой и у бабушки Герцена. И она, перебирая алые ягоды, говорила: - Смотри Шломо! Запоминай, Шломо! Но столько лет прошло… Разве запомнишь? Конечно, Герцен знал нечто стандартное: кило сахара на кило ягод, варить в медной или эмалированной посуде… Но где тонкости, где, в конце концов, душа варки варенья? И Герцен пошел к тете Риве. - Рива, - начал он и пошаркал ногой, - помогите, Рива! - Вейзмир! – переполошилась тетя Рива, - вуз трапылось, Герцен? - Я решил варить клубничное варенье, - признался Герцен, - но совсем не знаю как! - Фу-у, - обрадовалась тетя Рива, - как вы меня напугали, Герцен! Идите спокойно домой, берите вашу ягоду и мойте ее под водой долго, но хорошо. А потом я приду и скажу, что дальше. - И Петю возьмите! – взмолился Герцен. - Петю? - Ну, да! Забыл сказать, что по дороге домой я встретил мадам Берсон! - А-а, теперь ясно! И Герцен пошел домой мыть клубнику, а тетя Рива отправилась будить дядю Петю. Мадам Берсон таки добежала до гастронома «Темп». Но никаких сотрудников совхоза имени товарища Пуримбекова там не обнаружила, зато обнаружила несколько теток, торгующих с земли клубникой, но не даром, а за деньги, причем немалые! - Спикулянтки! – обиделась мадам. – У людей даром стащили, а потом торгуете! Отдай! – кинулась она к одной из теток. Конечно, их разняли. Правда, не сразу. Конечно, мадам ничего не обломилось. И она ринулась домой, стеная в душе: - Халамиднику Герцену все, а мне дулю? Сволич этот Герцен. Пусть делится! Герцен вымыл клубнику в холодной проточной воде и стал ждать тетю Риву, меланхолично обрывая с ягод зеленые хвостики. Тетя Рива явилась с безменом, пачечкой лимонной кислоты и дядей Петей. Наиболее актуальным оказался дядя Петя, занявший пост возле дверей. И вовремя, ибо двери тут же распахнулись и в их проеме предстала мадам Берсон не одна, а с воплем: - Герцен! Делись! - Советом он с тобой поделится! А совет таков – исчезни! – напутствовал ее дядя Петя. Но мадам Берсон исчезать не хотела. Зато она хотела скандалить, в чем, впрочем, преуспела. Ну какой скандал обойдется без неразлучных, лютых подруг теть Симы и Ани? И просто представить себе невозможно скандал без Межбижера. Впрочем, пришла и тетя Маруся. Ну как варить варенье из клубники во время такого скандала? Это ж как под артобстрелом. Тем более, скандалящих поддержала тетя Маруся. - Это возмутительно! – заявила она. - Мы этого так не оставим! – добавила она. - Пусть Герцен платит… эту, как ее, контрибуцию! И опять цитата. На этот раз из прозы: - Ура! – закричали тут швамбране все. То есть речь тети Маруси понравилась. - Пошли ко мне и все обсудим! – предложила она соратникам. И в квартире Герцена стало тихо и почему-то очень уютно. Это сказалось на работе. Клубнику перебрали. Целые ягоды взвесили. Их оказалось почти полтора килограмма. Их сложили в медный, проверенный таз и засыпали таким же количеством сахара. После этого тетя Рива удалилась, сказав, что скоро заглянет. Дядя Петя тоже хотел уйти, но Герцен совершенно случайно открыл перед ним холодильник, а там на первом плане стояли бутылки с «Жигулевским». Три штуки! Тетя Рива бутылок не видела, поэтому легко согласилась оставить мужа у Герцена. Мало ли… Сахарная шапка над клубникой стала темнеть, темнеть, а потом и вовсе исчезла. Зато явственно проступил сироп. Его становилось все больше, поэтому, пришедшая часа через два тетя Рива постановила: - Воду не доливаем! Разве что, самую малость. Малостью оказался стакан воды, долитой в сироп и перемешанной с ним деревянной ложкой. Сильный дядя Петя поставил таз на огонь. Через какое-то время варенье первый раз закипело. Его сняли с огня, удалили в отдельную мисочку пенку. И заставили отдыхать ненадолго. Потом тетя Рива кинула туда половину чайной ложечки лимонной кислоты и снова дядя Петя водрузил таз на огонь. Всего варенье закипало три раза. И все! И готово! - Герцен! Банки! – скомандовала тетя Рива. Всего оказалось четыре пол-литровых банки варенья. И еще немного в тазу. Варенье из таза переложили в небольшую вазу, и понес Герцен сокровище рубиновое к тете Марусе. А варенье густое, а ягодка к ягодке, а аромат такой, что даже коты оглядываются, а люди… И не говорите! Процессия вслед за Герценом образовалась. - Куда вы, Герцен? - К Марусе! - С такими подарками только жениться идут! – недоумевают люди. А у Маруси дома спор в разгаре. Варенье делят. Яростно! А тут Герцен. С вазочкой. Аромат!!! Как-то сразу рты позакрывались. А то слюнки прольются. В общем, утихли дебаты, а там и чайник поспел. Заварили они чай ворованный, цейлонский, тетя Сима за коржиками сбегала… И такой мир временно наступил, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А я и не буду. Чай с вареньем пить пора.

такие рецепты сюда продолжать выкладывать? или им место только в смешилках?

старая гвардия не сдается!

и ты еще спрашиваешь - почему я тебя не помню! значит с памятью пока проблем нет

мало пишешь!

что то с памятью моей стало...

а тебя как там найти?

поддержал

как там заграница? работаешь или пенсионеришь?

Федя, привет! куда бороду дел? сто лет тебя не слышал...

СОЛЯНКА РЫБНАЯ Дядя Петя и участковый Гениталенко с рыбалки на Турунчуке умотали часов в девять утра, едва проснувшись. Это потому, что, опять-таки, проснувшись, они обнаружили снасти неразобранными, макуху погрызенной – видать пользовались, когда закуска вышла. И то сказать на три бутылки водки три помидорки, бутерброд с колбасой и огурец мичуринский – кривой и толстый. - Не успеем! – торопил Гениталенко товарища. – Расхватают! Это он насчет Привоза информировал. Не одни же они с Петей на рыбалку от жен намыливаются. Дядя Петя проникся и купил тут же на берегу у какого-то чудака, всерьез настропалившего крючки, здоровенного сазана. А Гениталенко не повезло. Пока они из Беляевки на Привоз добрались, пока в винарку «забежали» похмелиться, рыбу-то порасхватали. Нет, можно было осетра, конечно, купить или, там, камбалу, но где такие деньжищи взять? Ограничился, сдуру, старшина тремя копчеными селедками. Лучше бы он это не делал! Лучше бы заявил жене Дусе, что сазана они вдвоем с дядей Петей поймали. Сразу на два крючка. А тут сполна нарвался. - Это ты на самолов или на удочку готовых селедок поймал? – Дуся скандалит. Она, вообще, как Гениталенке дочку родила, так в куски оборзела. А тетя Рива при ситуации такой уже и на дядю Петю нехорошо смотрит. На счастье Герцен мимо шел. Услышал начало скандала и вмешался. Посмотрел на селедку, потыкал сазана и молвил: - О, молодцы ребята, это то о чем мы говорили! - О чем это вы говорили? – тетя Рива возникает, но не шибко. Герцен – компания благополучная. Плохого за ним не наблюдалось. - Как о чем? – Герцен вскидывается. А потом, вроде, как вспомнил. – Ах, да, это ж секрет! А дядя Петя и Гениталенко сообразили, головами кивают. Причем, укоризненно. Мол, хотели сюрприз сотворить, а вы, брат Герцен, проболтались. - Какой еще секрет? – жены и полдвора заинтересовались. Пришлось Герцену «сознаваться»: - Хотели рыбную солянку сотворить! - А бывает? – надеется мадам Берсон. Когда речь о жратве, она всегда неподалеку. - А как же! – не то врет, не то правду говорит Герцен. А потом и сообразил: раз мясная солянка имеется, почему рыбной не быть! - Тогда другое дело, - люди постановили. – Раз солянка, значит вкусно. А раз вкусно, тогда хорошо! Но тут Дуся Гениталенко возмутилась: - Ничего себе! Нам рыбу ловить, ночь не спать, нам еще и готовить! - Знаем, как ты приготовишь! – урезонивает тетя Маруся. – Как-нибудь без тебя справимся! Правда, Герцен? - Трудно сказать… - Герцен мнется. – Расходы, время… - Ну, это решим! – командует тетя Маруся. – Диктуй! А Герцен видит, не отвертеться. И давай барабанить: - Картошку, лук, огурцы соленые, помидоры, морковку, перец, соль, маслины без косточек, крабовые палочки… - короче, много надиктовал. Рублей на пять, а то и шесть. И народ засомневался. Иди, мол, знай, как эта солянка получится, а расходы нешуточные. - Я себе в новых носках отказываю, - страдает Межбижер, - а тут… - Про носки мог бы не говорить! – морщится тетя Аня. Скинулись, короче. Что-то на хозяйстве было, что-то докупать пришлось. И на Герцена смотрят. Давай, мол, трудись. Понял Герцен, никуда не деться. Но помощников требует. Дали ему помощников – тетю Аню и тетю Симу. Во радости! Но пришлось приступать. Герцен взялся огурцы крошить на маленькие кубики. Тетя Аня копченую селедку, нет, две, почистила и тоже мелко порезала. А тетя Сима за сазана взялась. Почистила, помыла. Хвост, голову, плавники срезала, потом за тушку взялась. Мясо отдельно, хребет отдельно. Ну и мясо на кусочки покромсала. С нее станется. И все тихо так, без скандала. Сразу видно – трудящие люди. А народ, пока, у ворот заседает. Семечки предварительно кушают и видами на солянку меняются. - Ой, имеет чуять мое сердце, что сидеть нам голодными без обеда! – Межбижер жалуется. Он свои сорок пять копеек – цену носков! – отжилил и теперь, вроде, в праве. - Молчи, кардиолог недоделанный! – сочувствует тетя Рива. И откуда она все слова знает? С мадам Берсон взяли рубль тридцать. Как с трех Межбижеров по объему. Поэтому у нее претензий втрое больше. Так что, и она разоряется насчет голода и убытка. В общем, как всегда. А и.о. поваров, пока, огурцы водой залили, довели до кипения и на медленном огне тихонько варят. Зато в кастрюлю большую рыбью голову, хвост, плавники и хребет положили и отваривают. Рыбий бульон им, видите ли, нужен. Лавровый лист туда кидают, перец горошком, травки… Луковицу, конечно. Бульон быстро варится. Огурцы тоже. Бульон процедили, жидкость оставили, остальное выкинули. И в бульон картошку кубиками и морковку кружками загрузили. Варят. А огурцы и часть жидкости от них в казан, туда же помидоры, раздев от шкурки и почекрыжив, кинули. Снабдили чуточкой перца и тушиться разрешили. Спорится дело. Это у них в кухне спорится. А у ворот спорят. Люто уже. Мадам Берсон себя «нищасной» называет и деньги «взад» требует. Дуся Гениталенко забыла уже, что муж не за копченой селедкой, а на рыбалку ездил. Сидит да людям жалится, что если селедку порезать да с лучком, да маслом постным… А если еще и картошку отварить… Тут и тетя Рива о покойном сазане, как о родном убиваться стала. Тем временем в бульон ломти сазана загрузили, а минут десять погодя и ломти селедки. И как главное зажарку. Перемешали все, добавили маслинки, немножко лимонной кислоты и много зелени мелко порезанной. Думаете все? Аня да Сима тоже так думали. А Герцен взял и еще порезанные мелко крабовые палочки добавил. И сообщил: - Таки все! И вовремя. Ибо народ дошел до предела. И ворвался в квартиру. И… Стол накрыт, посреди кастрюля полная паром исходит. А запах… Нет, вам не понять. А чтоб понять, надо присутствовать. А толку присутствовать, если все уже съели? Еще сварить? Ну, это надо тете Риве и Дусе в ноги падать, чтоб мужей рыбачить отпустили. Есть желающие?

да ладно... Электроник еще многим фору даст! и в Курилке шашкой помашет...

у меня причина была в трапеции, точнее в треугольнике - где ходит штырь дворника, был отломан кусок. купил и поставил б/у, потом ещё смазки и разрабатывать всё

маленький вопрос - кто и как будет платить ренту, чтобы договор не признали фиктивным?

а под какие цели?

ХОЛОДЕЦ Сёма Накойхер был человеком принципиальным. Даже очень! Так он никогда не крал с мясокомбината мясо с костями. Только мякоть! И все знали, что покупая у Сёмы кило мяса, вы таки купите мясо, а не кости. Эта Сёмина позиция была тверда и незыблема годы и годы. И лишь для одного человека во всем дворе делал он исключение. Для тети Симы. И то только тогда, когда просила она принести голяшку и полдюжины крючков. Это значило, что тетя Сима станет варить холодец. А не попробовать холодец тети Симы мог только круглый адиет. О том, что она станет мастерить холодец, тетя Сима извещала заблаговременно. Это давало некоторые привилегии. (Говорят, что когда в квартирах сразу после войны еще не было удобств, ее без очереди пускали в общественную уборную). Но сейчас мы имеем другие времена… Двор начинал нервничать и надеяться в тот момент, когда тетя Сима отправлялась на Привоз за куриными лапками. Кто-то может спросить: – А почему она не покупала там же на Привозе и эту самую голяшку и крючки? Ответ до банальности прост: – У Сёмы лучше и дешевле! Ясно вам? На подходе с Привоза к нашему дому тетя Сима уже становилась Симочкой. – Симочка, ты морковку взяла? – спрашивала мадам Берсон. – Симочка, а ты будешь лОжить лимон? – интересовалась тетя Аня. Тетя Сима отвечала сжато, по-военному и шла дальше. – Симочка, а чем ты счас будешь заниматься? – встречала ее в подъезде тетя Маруся. – Делать маникюр курячьим ногам! – на полном серьезе отвечала тетя Сима. – Тебе подмога нада? – встревала уже во дворе Дуся Гениталенко. Но тетя Сима от помощи отказывалась. Она поднималась по лестнице, заходила в квартиру, не раздеваясь, присаживалась на табуретку. Тяжело… Годы… Потом, передохнув, раскладывала базар: отдельно лук, отдельно зелень, отдельно эти самые лапки, отдельно яйца… Ну, и так далее… До прихода Сёмы с работы имелось еще много времени, поэтому тетя Сима, не торопясь, приступала к лапкам. Она их тщательно мыла, обдавала кипятком,, потом чистила и остригала когти. «Готовые» лапки складывала в миску, любовалась на дело рук своих, потом прятала все в холодильник. Также не торопясь она варила яйца, обдавала их холодной водой, чистила… Потом приступала к чистке морковки, петрушки, остальной зелени, которую она увязывала в два больших пучка. Забегали соседи, узнавали как дела… Тетя Сима отмахивалась. Наконец, приходил с работы Сёма Накойхер. Он сначала шел к себе, отвязывал краденое мясо от ляжек, на которых его, собственно, и выносил с комбината. А потом шел к тете Симе. – Вот ваш заказ! – говорил он, протягивая тете Симе сверток. – Вы золото, Сёмочка! Сколько я вам должна? – Ой, оставьте этих глупостей! – расшаркивался Сёма. – Угостите, в крайнем случае, своим холодцом! – А как же, Сёмочка! – радовала его тетя Сима, и он уходил почти окрыленный. А тетя Сима приступала к священнодействию. У нее была огромная шестилитровая кастрюля (каструля, как говорила она). Туда она заливала воду, клала лапки, голяшку и крючки. Кстати, это так говорится – голяшка. На самом деле, Сёма приносил голящищу и ее, чтоб влезла в кастрюлю, приходилось разрубать топором. Наступал ответственный момент. Главное было не пропустить, когда поднимется шум. Нет, не радуйтесь – шум, в данном случае, не скандал, а то, что нормальные хозяйки удаляют шумовкой. В это варево шел и первый пучок с зеленью. Холодец начинал вариться, а тетя Сима бдеть. Непрошенных визитеров, норовящих узнать новости, она отшивала грубо и неумолимо, не отрывая взгляд от поверхности своего варева. Так проходило некоторое время. Обычно, минут двадцать. Потом из недр кастрюли начинал медленно всплывать шум… Тетя Сима уменьшала огонь и приступала… Выемка шума занимала минут пятнадцать. Вместе с шумом удалялся и первый пучок зелени, забравший на себя частицу вредного отхода. Потом в варево запускались две луковицы… Нет, лучше три! И второй пучок зелени. Кастрюля накрывалась крышкой, и тетя Сима могла перевести дух. Существовало множество приправ, корешков и травок, которые облагораживали холодец. Имена этих помощников немолодого кулинара тетя Сима никому не сообщала. Но дотошно и методично собирала их из кулечков, мешочков и баночек в одну емкость. Чтоб бросить в кастрюлю, когда нужный момент придет. А пока надо было поволноваться, чтоб не разварился лук, а то потом добывай его по частям… Но вот лук вынут, зелень тоже. Пришел черед приправ… И морковки, кстати! Запах, просочившийся под дверью, уже проник во двор и достиг ноздрей людей понимающих. – Опять она лавровый лист не положила! – негодует, но тихо, мадам Берсон. Всем и так известно, что тетя Сима принципиальная противница лаврового листа и делает исключение только для ухи. – А ты без лаврового листа кушать не будешь? – невинно спрашивает тетя Маруся. Мадам Берсон не отвечает, но сопит. И так всем ясно, что сожрет она холодец, если угостят, и без лаврового листа. – Не забыла бы перец! – принюхивается тетя Рива. – Что вы! Что вы? – всплескивает руками Дуся, – перец же позже! Тетя Рива понимает, что ошиблась и краснеет. Тем временем тетя Сима успела начистить чеснок, истолочь его в медной ступке. А как же? Уже совсем вечер. Уже почти ночь. Соседи беспокоятся: – Ох, пора все вынимать! А тетя Сима вынимает только голяшку. Она разварилась настолько, что мясо просто отскакивает от костей! Тетя Сима разбирает голяшку и, дав мясу немного остыть, режет его на аккуратные пластиночки. Глубокие тарелки, миски уже толпятся по всему столу. На дно их аккуратно укладывается мясо, потом тонко нарезанные кружками вареные яйца и кружками же нарезанная морковка сваренная в холодце. В одну из тарелок специально для тети Ани кладется и лимон. Тетя Сима достает деревянной ложкой немного бульона, дует на него и растирает меж пальцами. Пальцы липнут довольно сильно. Это хорошо! Последние штрихи! Это тертый чеснок! Это соль! Надо сказать, что варево уже слегка солилось, ибо соль входит в избранные приправы, но… По вкусу полагается еще. Варева в кастрюле уже меньше трети. Поэтому на огонь ставится кастрюля меньшая, на нее дуршлаг, покрытый еще и марлей. Все варево процеживается в меньшую кастрюлю. Все! Теперь можно разливать! Наутро невыспавшаяся тетя Сима принимает визитеров. Все приходят со словами приветствия, называют Симочкой, а уходят или угостившись, или унося угощение. Сёме Накойхеру холодец относится собственноручно. Ф-у-у… Можно и самой поесть! – Симка-а! – доносится со двора сытый голос мадам Берсон, - где ты пропала, сволич? Спеши бистро к Марусе в лото играть!

Борщ в Одессе – блюдо торжественное — Сема Накойхер таки да сволич! — веско объявила мадам Берсон, глядя косо в глаза тете Риве. — Он не хочит украсть для мене мозговую кость! — Накойхер — коммерсант, — уважительно возразила тетя Рива, — и ему выгодней украсть вырезку за пять рублей кило! — Но мене надо мозговой кость! — упорствовала мадам Берсон. — Для укрепления одноименного органа... — по-научному встряла тетя Маруся. — Для большую каструля борщ! — не приняла тетимарусин тезис мадам. — Роза будет варить борщ! — со скоростью тети Ани понеслось по двору. — Борщ — это вкусно! — подтвердил Межбижер, подслушивавший из подворотни. — Но Накойхер сволич! — попыталась убить их надежды мадам. — Мозговую косточку можно купить на Привозе! — постановила тетя Маруся. И добавила для утешения мадам. — А Сема пусть подавится! На том и порешили. Наутро мадам Берсон собралась на Привоз. Конечно, соседки предлагали свое участие в закупках. Но не мне вам говорить, что борщ — дело серьезное и требует личного присутствия на всех стадиях. Так что, вооружившись плетеной из конопли кошелкой и двумя авоськами, мадам поутру отправилась в путь. Ее провожали взглядами, похожими на те, которыми провожали Жанну д’Арк, по дороге к костру. Но мадам из всех Жанн знала только медсестру из поликлиники, поэтому возгордилась не очень. Что вам сказать... Еще тот Привоз сильно отличался от нынешнего. В самом начале базара, по левой стороне Новорыбной улицы шли длинные, приземистые лабазы, где торговали рыбой и немножко вином. В лабазах были мраморные столы и горластые торговки. Я вам скажу — таки торговкам было об чем горланить! На мраморных длинных столах копошилась рыба. Нет, РЫБА! Переливалась всеми цветами радуги, разложенная десятками свежая скумбрия! Отдельно, но уже поштучно лежала скумбрия-малосолка, причем одна рыба была разрезана на кусочки, чтоб люди имели, что пробовать и убеждаться. Совестливые мужики выпивали «стакан вино» и закусывали дегустацией, оставляя на прилавке по пять копеек. Как разведчики в маскхалатах, распластались на столах, старательно пряча белое брюшко, глоси, дальние родственники камбалы, деловито бугрившейся поодаль. Камбала — рыба не для простых. Ее подают на свадьбах и при встрече дорогих гостей, приехавших ненадолго. Чистым серебром отливали клады тюльки, фиринки, сардельки — этого товара для бедных, которым далеко не брезгуют и богатые. Кто откажется от сардельки, тушеной в масле и уксусе? А от биточков из фиринки? А от хлеба с маслом и тюльки сверху? Есть такие? Нет? То-то! А бычки? Я не забыл за бычки! За этих пролетариев Черного моря. Сколько у них профессий! И каменщики! И кнуты! И песочники! Но костлявы... Но это между нами совсем! Правда? За кефаль не буду. Потому что, где тот Костя и где та кефаль? В банных тазах шевелят мокрую тряпку-занавес раки. Они не по пять и не по три. А всего лишь по рублю. Но суровые покупатели дорожатся и придирчиво спрашивают: — Откуда? — Из Маяков! С бублика! — заученно отвечают торговки. На лучшем из столов отдыхает щука. Отдыхать ей недолго. Потому что без нее рыба фиш, которую так любят на русских свадьбах, украинских именинах и еврейском торжестве брис, всего лишь подделка, годная чтоб кормить бездомных котов и Межбижера. Сверкает всеми своими зеркалами карп. Деловито щурится судак... Ой, пошли уже отсюда, потому что мадам Берсон уже сладко поругалась с торговкой рачками. Что? Вы не знаете, что такое рачки? Вы откуда? Из Орла? Так летите себе без несчастья. И не мешайте мадам покупать газетный фунтик вареных рачков за десять копеек вместо двадцати. Сошлись на пятнадцати. За каких-то полчаса. Окрыленная победой, мадам потопала в мясной корпус. О, мясной корпус это что-то! Тут разговаривают с достоинством и не визжат, как торговки картошкой. Тут товар для людей понимающих, имеющих свою копейку и авторитет у соседей. Нет, конечно, есть идиоты, берущие биточное мясо для котлет. Про таких говорят: — Каждый сам себе адиот! — и обвешивают мастерски, но нахально. — Они, наверное, с газводы! — говорят про таких. Мадам — из уважаемых людей. Ее тут даже слегка боятся и еле-еле обвешивают. Она зорко, как Илюша Муромец с картины на стене, оглядела окрестности. Рубщик Кадик с Карла Маркса был на месте, и мадам пошла к нему, с трудом растягивая улыбку. Рубщик мяса... Что вы понимаете? Это же аристократ Привоза. В каком-то Букингемском дворце — герцог. А на Привозе — рубщик. И то — это две большие разницы. Может ваш хваленый герцог разделать сто кило так, чтоб двадцать пошло ему, а те же сто хозяину туши? И еще взять немножко денег за труды! То-то! Сахарная мозговая кость для мадам появилась как из-под земли. И почти даром. Кость была облеплена мясом, как летняя пивная будка народом. Более того, рубщик еще и разрубил ее на несколько частей. Довольная мадам пошла за салом. Сало занимало — и по праву! — целый ряд длиной метров пятьдесят. Но в две стороны! Какого тут сала только не было! Но мадам знала, что ей нужно. Она брезгливо — да-да! — обходила прилавки, где сало было тоньше, чем в ладонь, игнорировала толстое сало, но без мясной прослойки и брезгливо отворачивалась от продукта, который немного, хоть чуть-чуть, отдавал желтизной. Всего вероятных кандидатов на то, что они будут осчастливлены мадам, осталось, после первого круга человек двадцать. И мадам пошла на второй круг, интересуясь ценой, происхождением и рационом. Отобраны были те, кто кормил кукурузой. Это сузило круг до пяти претендентов. А потом... Еще какой-то несчастный час и сало куплено! Но на настоящий борщ нужна еще постная свинина или телятина... При таком выборе... Короче, еще час с кусочком. Мадам уже немного спешила. Выйдя на воздух, мадам вдохнула полной — я бы даже сказал: очень толстой! — грудью и впустила в уши посторонние звуки. — Дрожжи! Дрожжи! — надрывались цыганки. — Примусный иголка! Примусный иголка! — голосили евреи. — Нафталин! Нафталин! — вписывались в хор и вмешивались прочие нации. Отмахнувшись от них, идет мадам в овощные ряды. Ее знают... Некоторые готовятся к обороне, некоторые трусливо бегут, укутав свой товар рядном и умолив соседа: — Дядя Гриша, постерегите, Христа ради! А мадам должна столько купить! Перечислить? Нате: картошку надо, морковку, буряк, капусту надо, а зелень, а перец сладкий, а лук-чеснок? А фасоль? Белую крупную фасоль, которую придется замочить очень заранее! Ша! А томат? Борщ без томата не бывает! Только в Одессе делают такой густой, темно-вишневый, ароматный томат! Знающие люди даже мажут его на хлеб и имеют от этой еды удовольствие, почти такое же, как Дуся Гениталенко от своего мужа Вани, если он трезв и серьезно настроен. Нагруженная, как на войну, борщеприпасами, притопала мадам домой. Было уже за полдень, а дел впереди невпроворот. Борщ в Одессе — блюдо торжественное. Но трудное. И требует, кроме времени, еще и минимум два примуса. — Зачем? — спросят люди несведущие, избалованные газовой плитой и полуфабрикатами. Ну, что им сказать? Я добрый. Я продолжу рассказ, а вы впитывайте, как раскаленный июлем организм впитывает холодное пиво. Но тогда есть опасность, что ваше нынешнее счастье покажется вам худым и бледным. Вам не повезло. Вы — и я, увы — живете в то время, когда обед готовят для себя. Готовят... Или, чаще, покупают... На один примус мадам поставила ведерную кастрюлю с мозговой костью, на вторую — сковородку диаметром с колесо от велосипеда «орленок», на котором гоняет без всяких правил рыжий Шурка. Пока вода закипит, а сковородка раскалится, можно нарезать сало аккуратными кубиками. И нашинковать лук. А потом сало кинуть на сковородку. Пусть скворчит и выжаривается до шкварок. Шкварки очень полезны. Если кто понимает. На второе мадам сделает пюре. А какое пюре без жареного лука и шкварок? Сняв шкварки, мадам кинула в сковородку, прямо в растопленное сало, лук. Пусть себе жарится. А мадам, пока, натрет морковку. Морковка очень крупная и что-то напоминает... Но зачем отвлекаться на глупости? Ой, надо успеть почистить от кожуры парочку буряков. Лук, лук мешать! А то подгорит! А над варевом в кастрюле уже подымается желтый шум. Снять, немедленно снять! А то, не дай Бог! — закипит и борщ будет мутным, как глаза у Камасутренко, когда он с похмелья. Лук уже почти золотой. Тогда можно кинуть в зажарку много тертой морковки и закрыть все крышкой. А в кастрюлю кинуть свеклу. И фасоль. — Фасолю! — как говорит мадам. Уф! Нет, не «уф!». Надо отделить зелень от черенков, и черенки, связанные ниткой, кинуть в варево. И парочку чищенных луковиц. Можно присесть? Куда там! А чистить картошку, а шинковать капусту и перец? А вынуть свеклу из кастрюли и, обжигаясь, разрезать на куски, чтоб быстрей остывала для шинковки, а добавить чашку жидкости из кастрюли в сковородку? А попробовать ножом мясо? И вытащить в миску. А вынуть кости вместе с их мозгом? Мясо нарезать кубиками и опять в кастрюлю. С мозговых костей тоже снять мясо и тоже нарезать. И опять в кастрюлю. Натереть свеклу. Горячо? Но мадам терпит. Еще чашку бульона в сковороду. И тертую свеклу туда. И закрыть крышкой. И открыть крышку и добавить две ложки сахара. Но столовых. И полных! Не пожалеете! А теперь... Мадам разводит в кружке томат. Три столовые ложки. Как пахнет! И все это туда же — в сковородку. А из кастрюли надо вынуть черенки зелени и лук! Зато кинуть капусту с картошкой и перцем. И выбить, наконец, мозг из костей и отправить обратно в кастрюлю. Можно присесть... И вскочить. И пробовать, пробовать. Соль! Надо кинуть соль. Мясо. Оно готово! Картошка. Легко протыкается ножом. Фасоль. Слава Богу, готова! И... Венец! Сковорода с зажаркой опустошается в кастрюлю. Все перемешивается. Все? Нет. Еще чуть-чуть. Зелень, срезанная с черенков, мелко шинкуется. И в кастрюлю ее! И крышкой, крышкой закрыть! И выключить примус. И сесть, бросив руки на колени. Но разве дадут спокойно посидеть эти крахаидлы, изверги и аферисты? Разве оставят они в покое несчастную женщину? Ну, зачем, зачем в этом еврейском городе Одессе у всех, даже антисемитов, такие длинные носы, чующие борщ из любого места двора и, частично, улицы Жуковского? И идут, идут соседи на запах, рассеянно расталкивая друг друга. Но для всех найдется место и тарелка с борщом. А как же? — Сегодня — готовишь! — ты, а завтра я... — как поет Германн из Оперного...

привет! да на работе не дают выходить на другие сайты, в телефоне сейчас удобно чатиться но я тоже скучал...

есть у нее большой(для меня)минус. было две в эксплуатации. При готовке в поездках на машине, и питании от инвертора, виснет при перепаде напряжения. нет энергонезависимой памяти. снимается "подвис" только включением в стационарную сеть. из-за этого купил Редмонд. проблема решена.

Коля, вот приеду я к тебе на рыбалку с лодкой, мы с тобой напьёмся и поплывем махая спинингами... нам же должно быть удобно?